Улицы, площади

Царевский Михаил Михайлович
19.03.1898 - 29.07.1963

Черников, В.Г. Генерал Царевский // Черников В. Г. За завесой секретности, или строительство № 859 (страницы истории ЮУС). — Озерск, 1991. — С. 85-93

Думается, здесь самое время поговорить более подробно о Царевском. Что это был за человек, если убрать с его портрета густо нанесенную официальными биографами ла-кировку? Каким он был в обыденной жизни? Чтобы не навязывать какое-то одно мнение, мы предлагаем вашему вниманию два портрета Михаила Михайловича. Один принадле-жит В. А. Белявскому, второй - Г. И. Турову.

"В истории советского строительства М. М. Царевский сыграл в свое время видную роль. Он руководил крупными стройками первых пятилеток. Его фамилию впервые я услышал еще в Нижнем Новгороде в тридцать первом году. Он тогда был совсем молодой, но уже командовал строительством автозавода. А первым его сооружением был Балахнинский бумажный комбинат, тоже на Волге, чуть выше Нижнего. Мне приходилось бывать на этом комбинате. Я вам скажу, что в то время я был поражен грандиозностью этого соору-жения так же, как и картиной строительства автозавода. Мы, студенты, часто ездили туда на субботники. Царевский - человек очень подвижный, и даже нам, простым студентам-чернорабочим, его фигура бросалась в глаза и запомнилась. Невольно вспоминаются те годы. Всюду шла стройка. В Горьком заводские корпуса росли, как в сказке. Новое Сор-мово, Нефтегаз, авиационный завод № 22 и многое другое. После Горького Царевский ра-ботал начальником строительства никелево-медного комбината в Заполярье, на берегу озера Имандра. В горах вместе с заводом поднялся город Мончегорск. Во время войны Царевский руководил строительством Нижне-Тагильского металлургического завода. В Челябинск-40 он приехал из Эстонии. Михаил Михайлович был русский самородок. Та-кими мне представляются былые подрядчики. По образованию он был фельдшером. На заре советской власти в гражданскую войну служил в армии Буденного. Из этой армии вышли многие крупные советские военачальники и руководители хозяйства. Строительст-во вполне отвечало его бурному, деятельному характеру. Строителем он был, что называ-ется, от бога. Он обладал светлой головой и хорошо владел техникой строительства. В ту пору он еще был молод, имел крепкое здоровье. Энергия в нем кипела. В шутку можно сказать, что он обладал всеми признаками щедринского грозного начальника: имел боль-шой рост, громкий голос и ругался матом. Но на этого "русского богатыря никогда и ни-кто не обижался, потому что он ругал за дело и при всей силе слов не оскорблял достоин-ства человека и не был злопамятным. По характеру Царевский представлял резкую противоположность Рапопорту. Он не любил сидеть в кабинете и заниматься бумагами. Его стихия была стройка. Нина Алексеевна потом, изучив его характер, давала ему разом на подпись не более двух документов. Волей-неволей бумаги накапливались, и был случай, когда он, разозлившись, все их порвал и бросил в корзинку. Целыми днями Михаил Ми-хайлович находился на площадке. Часам к шестнадцати он заезжал в управление, затем отдых до 20 часов, а потом начинались ночные деловые совещания до 12 часов. Мы все расходились обычно отдыхать, а он садился в машину и вновь на объекты. Там его можно было встретить до трех часов ночи, а в 9 часов утра он вновь на работе, т. е. на стройке. Ночные совещания заключались главным образом в отдаче им распоряжений и замечаний по ходу их исполнения. Ночные "бдения" были удобны тем, что мы регулярно общались с работниками управления - решали свои оперативные дела. Не все сидели в кабинете Ца-ревского, но все руководители должны были до 12 часов находиться в управлении.

На первых порах особое внимание Царевский уделял производственным предпри-ятиям, в первую очередь бетонному хозяйству. "Тылы должны быть сильными" - это был его лозунг того периода. Он начинал свой рабочий день именно с бетонного завода. Там же находилась и моя контора строительных материалов. Помню, в то время на бетон-ном заводе не были полностью закончены железнодорожные пути, и оставались какие-то недоделки. Я несколько раз при Рапопорте писал мероприятия, но ничего не менялось. Царевский за дело взялся лично и приказал всем, кто ему нужен, ежедневно к 9 часам утра являться на бетонный. Всегда за несколько минут до приезда Царевского появлялись, помню, Вавилов, и Александр Иванович Степанов - главный инженер управления авто-транспорта. Между прочим, у Михаила Михайловича была интересная манера здоровать-ся: если он был доволен делом, то протягивал работнику всю пятерню; если не особенно, совал три, а то и один палец; если же вообще был сердит, то резко отворачивался и стано-вился к собеседнику вполоборота. Иному казалось, что это случайно, и он опять, заходя к нему, говорил: "Здравствуйте, Михаил Михайлович!). Но Царевский, как упрямый козел, опять становился боком. Ходил он быстро и времени не терял. Как-то раз после обхода он сказал: "Не дело арматуру гнуть на коленках на каждом объекте. Надо вот здесь (он ука-зал где) построить хороший арматурный завод. Зайдите в контору". Он взял лист бумаги и нарисовал за минуту, что он хочет построить. По его наброскам мы сделали чертежи, и через месяц арматурное хозяйство заработало. Потом мы его усовершенствовали, и в 1948 г. оно давало в сутки до 150 тонн арматуры.

Под бетонный завод автосамосвалы подходили непрерывной цепочкой. Но при от-ходе почти каждой машины из бункера падало на подъезд немного бетона. Мы поставили специально двух рабочих на очистку дороги, но поток машин был огромен, и рабочие не успевали убирать потери бетона. Царевского бесила эта картина.

"У тебя машины скоро только жопой будут подходить к погрузке", - ругался он. И наконец приказал Дунаеву В. П. (начальник РМЦ) изготовить специальные течки-лотки, которые мотористка поднимала после окончания разгрузки бетона с помощью небольшой ручной лебедки. Конечно, не очень большая механизация, но потери бетона прекратились. Царевскому эта течка очень понравилась. И вот однажды стоим мы с ним у бетонного и он любуется четкой, непрерывной работой. Как на грех мотористка забыла поднять течку и с нее шлепками пополз бетон. Михаил Михайлович взбесился и так заорал, что тут же в окошке появилось красное лицо мотористки. "Что ж ты, мать твою так, расхлебенилась!" - дальше пошли такие обороты, что передать их уж совсем невозможно. Баба с испугу захлопнула окно.

Однажды утром (я еще был дома) звонит мне Кибальчич: "Владимир Александро-вич, что делать? На бетономешалке вышел из строя двигатель. Заменили одним резерв-ным - сгорел, поставили другой - тоже сгорел".

Ситуация хуже не придумаешь. Хорошо, что за мной подошла машина и на РМЗ для нас уже был перемотан третий резервный двигатель. Я заехал за ним и минут через сорок доставил на бетонный. Поднимаюсь по лестнице - навстречу мне Царевский. "Где ты шляешься, мать твою разэтак! Бетонный же остановился!'). И еще несколько известных приложений. Когда я доложил, что задержался как раз потому, что ездил на РМЗ за двига-телем, генерал успокоился. Вскоре бетон пошел.

И еще один штрих к портрету Царевского. Как-то, подъезжая к повороту на объект, мы увидели на проходной скопление машин.

- Послушай, это что? - спросил Царевский у шофера. - Машина Ванникова, что ли?

- Так точно, Михаил Михайлович, Ванникова.

- Тогда поехали дальше.

Невольно он выдал свой страх перед Ванниковым. "Значит, есть и над тобой власть", - подумалось мне.

Надо сказать, Царевский как ни ругался матом, но за все время никого не посадил. А Ванников, если кто-то не выполнял приказы, не раз отдавал короткие указания: "Поса-дите его". И сажали. Для этой цели на оперативках специально присутствовали предста-вители режимной службы, которые вставали и говорили: "Пройдемте". И тут же отбирали пропуск.

Войдя однажды в кабинет к Богатову, Ванников спросил его:

- У тебя есть дети?

- Есть, Лев Борисович. Две девочки и мальчик.

- Так вот, если завтра к утру фундамент под насос не будет готов, суши сухари. Ты своих детей больше не увидишь".

Таким предстает начальник строительства в описании Владимира Александровича.

А теперь вариант Григория Ивановича Турова.

"Царевский был малограмотен. Так же, как был малограмотен наш знаменитый механик-самоучка Кулибин. Но от природы он был наделен даром широкого мышления и прекрас-ной технической интуицией. Сочетание мощной технической интуиции с отсутствием серьезного технического образования порою выливалось в очень своеобразные формы. Узнал, например, Царевский, что в Москве при расширении улицы Тверской многоэтаж-ные дома без выселения жильцов, без нарушения работы канализации, электрических се-тей и водопроводов двигали на расстояние до 50 метров.

Им сразу овладела идея создать домостроительный комбинат. Но не такой, к каким мы впоследствии пришли, а в виде огромного теплого сарая (тепляка), внутри которого можно было бы построить двухэтажный дом. Построить от начала до конца, а потом по рельсам перевезти в нужное место. Как блины из печки.

Любой нынешний инженер скажет, что это была смешная утопия. Однако Царевский от замысла тут же перешел к делу ("Что это за работа, - говорил он, - когда кир-пич всего-навсего на высоту полтора метра подать нечем, только кран-укосина, да коза"). Для начала привлек только энтузиастов, в их числе были Ложкин и Гуревич. Запроектиро-вали двухэтажный дом, тележки, проложили 60 метров рельсовых путей. Скорее всего эксперимент был бы доведен до конца, но как раз в это время в стране и одновременно у нас появились башенные краны. Грузоподъемность полтонны, вылет стрелы 10-12 мет-ров, высота подъема 15 метров. Он мог подавать материалы в любую точку. Несколько дней Царевский практически не уезжал от дома, на котором работал кран. Восторгу его не было конца, он выглядел как мальчишка, которому подарили интересную игрушку. Потом заявил: "Кончайте эксперимент". В башенном кране он увидел машину, открывающую новую эпоху в технологии строительства. В связи с появлением кранов он стал требовать замены кирпича на какие-нибудь блоки или что-нибудь еще, но более крупное. Высказы-вал идею применения стеновых панелей, сборки элементов крыши на земле. Царевский специально послал механиков на завод, изготовлявший краны, чтобы узнать перспективы дальнейшего развития грузоподъемной техники. На что она будет способна? Он не мог смотреть равнодушно, если работа выполнялась без техники, только киркой и лопатой, а руководитель ничего не предпринимал для совершенствования организации труда. В этих случаях не было предела его гневу, и он мог тут же снять человека с должности.

Расскажу еще об одном характерном эпизоде. Приехал Царевский посмотреть, как идет строительство техникума, подошел к рабочим, а они к нему с претензией: невозмож-но выполнить предусмотренное проектом решение.

- Кто проектировал? - грозно спросил Михаил Михайлович.

- Гуревич из ПТО управления строительства.

Он прекратил обход здания, сел в машину и уехал. Автомобиль у него был немецкий, си-гарообразный, одноместный. С одной стороны дверь, сзади багажник, больше ничего не открывалось. Подъезжает к управлению строительства, вызывает Гуревича:

- Садись в машину.

Гуревич обошел автомобиль и спрашивает:

- Куда садиться?

Царевский поначалу опешил: действительно куда?

Потом резко открыл багажник и скомандовал:

- Сюда!

- Скорчившись, Гуревич кое-как влез.

- Вот становись с рабочими и показывай им, как выполнять твой проект, - приказал Царевский, когда они приехали к техникуму.

И в дополнение к сказанному еще один эпизод. Вспоминает Отто Фридрихович Горст: "Когда застраивали проспект Сталина, Царевский во время очередного утреннего объезда нагрянул на мой участок. Он был на взводе и непрерывно давил пальцами мякиш ржаного хлеба (мякиш в руке - это верный признак того, что Царевский нервничает; вы-бросив один, он тут же достает из кармана другой). Как на грех, у меня что-то было сде-лано не к сроку, правда не по моей вине, но для Царевского это не имело никакого значе-ния. Он разразился в мой адрес такой гневной речью, так громко и так крепко ругался, что казалось, еще мгновение и он смешает меня с землей. В жизни не слышал по отношению к себе ничего подобного. Совершенно уничтоженный, в мыслях уже попрощавшийся с должностью, я своим понурым видом, наверное, производил такое жалкое впечатление, что присутствовавший при разносе Курчатов счел необходимым меня подбодрить: "Вы, молодой человек, чего нос повесили? Не обращайте на него внимания. Он сейчас материт-ся, а через пять минут все забудет. Ведь в целом у вас дела идут неплохо".

И действительно, в этот же день, когда Царевский, поочередно объезжая объект за объек-том, дошел до берега озера (а там мой участок делал подпорную стену у крутого берега, набережную и лестницу к воде), я услышал о своей работе совершенно противоположное мнение. Надо отметить, что там мне никто не мешал, во всем полная свобода действий и потому участок за короткое время забетонировал едва ли не всю подпорную стену. Увидев ее, Царевский пришел в совершенный восторг. Мощная бетонная стена, да в воде! Вот это да!

- Гросс,- (он так меня называл),- а ну иди сюда! Ты когда же это успел?

- Да вот, просто никто не мешает, - промямлил от неожиданности я.

- Ну, молодец! Ну, молодец! А как же ты в воде-то бетонировал?

- Да вот, методом сухой смеси отжимали воду.

- Молодец! Просто молодец!

И так же темпераментно, как утром ругал, Михаил Михайлович взялся меня хвалить. "Вот смотрите, как работать надо", - показывал он сопровождавшим его специалистам. Кур-чатов опять подошел ко мне и улыбнулся: "Ну вот, видите,- хотя я годился ему в сыно-вья, Игорь Васильевич обращался только на "Вы",- он через пять минут зло забывает".

С тех пор Царевский относился ко мне исключительно хорошо, хотя утром, казалось, вы-гонит со стройки".

Менее 3-х лет работал Царевский в "сороковке". Но это были годы самые боевые, самые напряженные, ответственность многократно возрастала уже только потому, что на площадке постоянно находились И. В. Курчатов, А. П. Александров, Л. Б. Ванников, В. В. Чернышев, Е. П. Славский. Нередкими были визиты А. Н. Комаровского, А. П. Завенягина и М. Г. Первухина. Но Михаил Михайлович уверенно руководил коллективом и к строи-телям больших претензий не было. На строительстве все сожалели о его отъезде, а уезжал он в далекий Красноярск на новую площадку.

В Красноярске про Царевского ходил такой анекдот. Будто бы около гостиницы, где он квартировал, по ночам тарахтел компрессор. Какой-то заезжий генерал говорит Ца-ревскому:

- Ну, как ты, Михаил Михайлович, терпишь такой шум? Я всю ночь глаз не могу сомк-нуть. А Царевский ему в ответ:

- А я, ты знаешь, наоборот. Сплю, пока он работает, а как перестанет, сразу просыпаюсь.